Чего стоит Париж? - Страница 110


К оглавлению

110

– Злосчастная судьба! – печально вздохнул я. – Я когда-то рассказал Луи о знаке, который мог указать на местонахождение баснословных сокровищ, некогда укрытых тамплиерами. Письмена, указующие на точное место древнего клада, были вырезаны на могильной доске последнего пристанища дальнего предка мсье дю Гуа, некоего Ги де Беранже, сьера де Колля. На свою беду, Луи нашел это захоронение среди развалин Жизора. Я велел ему похоронить прах последнего тамплиера, знавшего тайну сокровищ. Но де Беранже не успел, его обнаружили мятежники Гиза, которые надругались над прахом и в невежестве своем сожгли в костре доску с тайными знаками.

– Капитан… В смысле, мессир, ты мне эту байку уже рассказывал, – вмешался нетерпеливый Лис. – Утри слезу, шо за ностальгические песнопения? Нам Мано нужно вытаскивать, а ты тут плач по коронелю устраиваешь!

– На постоялом дворе раненый дю Гуа прочитал мне катрен из девятой центурии Нострадамуса. Там строки: «Кто вскроет найденный тайник и не закроет его тотчас же, поплатится бедою». Тогда я не придал этому большого значения. Но посуди сам, все, кто надругались над могилою Ги де Беранже, уже мертвы. Дю Гуа мертв. Выходит, что следующий – я? Ведь именно я указал Луи местонахождение тайника.

– Сир, ты бахнулся совсем с этим Пострадамусом Настрадательным! Кроме вышеупомянутых тобою свежих мертвецов, во Франции за последнюю неделю померла хренова туча народу. И это не считая крупного рогатого скота, свиней и прочей пернатой живности. Всех их тоже прикажешь зачислять в безвинные жертвы зияющей пасти жизорской могилы? – На последних словах Лис глумливо завыл. – Пока ты двинешь свои августейшие кони, не один рак на этой самой горе в том самом замке свистнет! И вообще, насчет злосчастной судьбы королевского фаворита у нас, кажется, никаких вопросов нет. У нас проблемы с горестной участью твоего лейтенанта, который, заметь, не имеет никакого отношения ни к сокровищам тамплиеров, ни к урочищам мухоморов, ни к выносливости боливаров, ни вообще к каким-либо фокусам в этом духе.

– Дети мои!. – примиряюще вмешался брат Адриэн, должно быть, еще не привыкший к яростным перепалкам короля Наваррского и его адъютанта. – К чему эти ссоры? Спасение господина де Батца всецело в наших руках, и мы должны возблагодарить Господа, в милосердии своем пославшего нам такой шанс. Но прежде, чем я расскажу о нем, позвольте мне поведать о смирении и милосердии, которые подобают каждому христианину.

– Валяй! – хмуро бросил д'Орбиньяк. – Если ты без этого не можешь, крути на полную катушку, только поскорей.

Бенедиктинец кивнул, пропуская мимо ушей неучтивые слова Рейнара.

– Как вам, должно быть, известно, монастырская братия обедает за одним столом. Монах не имеет права жаловаться на качество пищи, ни даже подзывать брата келаря и делать знаки братьям, разносящим еду, если вдруг то или иное блюдо по оплошности не положено в стоящую перед монахом миску. Ибо это деяние было бы нарушением приличествующего клирику смирения. – Брат Адриэн назидательно воздел вверх палец.

– Хороши порядки, – хмыкнул Лис, представляя себя на месте обиженного.

– Воистину они мудры, – продолжил монах. – Ведь сосед такого неудачливого брата, как велит ему долг милосердия, обязан обратить внимание келаря на то, что его собрат лишен какого-либо блюда.

Однажды случилось так, что одному из братьев бенедиктинцев в похлебке попался маленький мышонок, скорее всего случайно упавший в котел и там нашедший свою погибель. Что делать? Есть такую похлебку нельзя, но позвать брата келаря не позволяет устав.

– Ну-ка, ну-ка! И что же предпринял этот святой отец? – заинтересованно спросил Лис, всегда ценивший в людях сообразительность.

– Он призвал себе келаря с вопросом: «Скажите, отче, разве брат Робер, – а именно так именовали его соседа, – не имеет права на мышь?»

– Браво! Браво! – расхохотались мы, аплодируя находчивости неизвестного монаха.

– Это я говорю к тому, – вновь продолжил наш капеллан, – что для спасения нашего соратника вам, мсье Рейнар, сегодня надлежит встретиться с одним незнакомым человеком, который не менее нас заинтересован в том, чтобы Мано оказался на свободе и как можно быстрее и дальше отсюда. И на этой встрече, господин д'Орбиньяк, вам весьма к лицу будут смирение и милосердие.

– Ну что ж, я готов! – Лис расправил плечи. – Куда идти?

– Нынче вечером, когда стемнеет. Таверна «Коронованный олень». Подойдите к задней двери и постучите. Тук-тук, тук-тук-тук, тук. Вас проведут.

– Ну что ж, вечером так вечером, – согласился напарник.

– Кстати, преподобный отец, – начал я, вспоминая утренний рассказ пана Чарновского о бывшем викарии парижского архиепископа, нашедшего себе убежище в свите папского нунция. – Здесь в Реймсе сейчас находится преподобный Рауль де Ботери. Быть может, он вам знаком по Парижу?

– Немного, – кивнул головой брат Адриэн, останавливая на мне задумчивый взгляд.

– Вы не могли бы организовать мне встречу с ним?

– Попробую, сын мой. Но при условии, что встреча состоится в моем присутствии. Сами понимаете, вы все же гугенот, и секретарю кардинала Солертини не пристало разговаривать с вами наедине.

– Я согласен. Сегодня вечером!

Глава 24

Опасность всегда угрожает тем, кто ее боится.

Бернард Шоу

Остаток дня был заполнен многочисленными хлопотами. Брат Адриэн вновь отправился в тюремный замок, утверждая, что у Мано сейчас самое время исповедоваться и очистить душу от грехов, ибо последний раз бравый гасконец посещал исповедь, должно быть, еще в день первого причастия. Я не расспрашивал, каким образом духовнику королевы Наваррской удалось проникнуть в стены тюрьмы, поскольку вполне уже имел возможность убедиться в обширности его связей. Да и то, что святой отец сам не пожелал поведать о подробностях очередного успешного дела, говорило само за себя. Тут уж, как гласила старинная французская пословица, не хочешь слышать уклончивых ответов – не задавай нескромных вопросов.

110