Чего стоит Париж? - Страница 17

– В «Шишке», мой капитан! – отрапортовал де Батц.

– Где?! – пытаясь собраться с мыслями, переспросил я.

– В «Шишке». В борделе.

Я закрыл глаза. Так: я король и капитан, я не смог спасти Жанну д'Арк и, по всей видимости, своего сына Ангерана дю Лиса, чей голос теперь настоятельно требует у меня ответа. С этим более-менее все ясно, но, Сакр Дье, что я делаю в борделе?

– «Черт возьми. Капитан, активизируй связь!»

Голос звал настойчиво, и я, как ни пытался, не мог отогнать слов, звучавших у меня в голове. Навязчивый морок раз за разом призывал к ответу. Это было невыносимо, и все же мне ничего не оставалось, как смириться с неизбежным. Я мученически постарался не обращать внимания на присутствующий в голове голос и вновь обратился к де Батцу:

– Мано! Что произошло? Почему я здесь?

– После того, мессир, как мы расстались, я отправился выполнять ваш приказ. Потом – этот взрыв. Слава богу, в правом крыле…

В моей голове из каких-то неведомых омутов всплыл странный образ: длинная серовато-серебристая металлическая поверхность, похожая на огромный меч. На ней посередине – ящик с большущим крестом впереди. Этот крест вращается с огромной скоростью, и вдруг – бах! – и все рассыпается на куски.

– А фюзеляж ? – Я произнес это слово, с удивлением понимая, что не помню его смысла. Однако к крылу это имело прямое отношение – это точно.

– Фюзеляж? А! Фузеляры ! Многие погибли, но большая часть спаслась. – Он наклонился ко мне и прошептал едва слышно: – Я велел им забрать как можно больше дворцовых сокровищ и пробираться в Понтуаз. Они должны ждать нас там. Так вот, – продолжил мой лейтенант, – когда все взорвалось, парижане в ужасе бросились бежать, понимая, что теперь кара небесная постигнет каждого, кто поднял оружие на священные устои. – Мано назидательно поднял вверх указательный палец, должно быть, сам искренне веря произносимым словам. – А я взял десяток молодцов и отправился искать вас. Искал, значит, искал… Вокруг все горело, рушилось, разваливалось. Слава богу, какой-то лакей сказал, что видел вас в Малой Гардеробной. Я бросился туда – а там вы и покойный король Карл. Ума не приложу – зачем вам понадобилось его убивать?!

От неожиданности я попытался сесть, но без сил рухнул на подушки.

– Я убил короля Карла?!

– Верно, мой капитан.

– Седьмого?

– Что вы, мессир! Девятого.

Яркая картинка, точно взрыв, вспыхнула в моем мозгу: король с багрово-землистым лицом в распахнутой шелковой рубахе, его искусанные до крови губы складываются в хищную ухмылку. А дальше – взрыв, дым, пламя, летящие каменные обломки… Король, пытающийся вытащить меня из-под разрушенной колонны… да, если это не очередная игра моего больного воображения – значит, так оно и было. Я лежал под обломками колонны, и король пытался меня вытащить.

– Мано, я не убивал короля.

– Мессир, когда я вас нашел, он лежал рядом с вами, с пробитой грудью. И в ране его был ваш кинжал.

– Даже если это так – я не убивал его.

– Увы, мой капитан. Быть может, это действительно верно. В конце концов, не мое дело вмешиваться в распри королей. Но, пуп Господень, пронзенное тело Карла и вас рядом с ним видели десятки человек. Как я слышал, кое-кто из них утверждал, что вы ссорились с ним незадолго до взрыва. Вас ищут по всей Франции как цареубийцу и мятежника. За вашу голову назначена награда. Пятьдесят тысяч ливров.

– Проклятье! – пробормотал я. – Мало того, что у меня отшибло память и в голове разговаривает какой-то мертвец, так вдобавок меня еще и травят, как лису, за убийство, которого я не совершал.

– Не беспокойтесь, мой капитан. Здесь вы в безопасности. Никто не станет искать короля Наварры в борделе мамаши Жозефины. К тому же здесь поблизости – дюжина гасконцев, готовых удавить самого Папу Римского кишками Лютера – лишь бы не дать вас в обиду. Так что набирайтесь сил, а там – глядишь, шум поуляжется.

При этих словах в комнату вошла давешняя подружка моего лейтенанта, неся в руках ароматно пахнущую, объемистую кружку, над которой поднимался густой пар.

– Эй, Мано! Что ж ты, сукин сын, заговариваешь своего приятеля! Хочешь, чтобы у него случилась головная лихорадка, чтоб мозги у него закипели? Иди-ка лучше вниз, выставь за двери одного пьяного наглеца. Он решил, что может получить здесь кое-что без монет. Так покажи ему, что именно! А вы сударь, выпейте этот бульон, вам он сейчас весьма кстати.

* * *

День ото дня мне становилось все лучше. Матушка Жозефина, хозяйка борделя на улице Пон-Вьё, лет пятнадцать тому назад начинала свою карьеру, следуя маркитанткой за королевским полком, и, как видно, знала толк не только в высоком искусстве любви, но и в грубой науке врачевания. Все, что касалось ран, ушибов, переломов, ожогов – словом, всего того, с чем приходится сталкиваться в военном лагере после боя, было для нее делом привычным и обыденным. Травяные настои, примочки, наваристые куриные бульоны восстанавливал ли мои силы буквально на глазах.

Память по-прежнему возвращалась кусками, порождая порой ярчайшие картины событий, свидетелем которых я никак не мог быть. Я не мог освобождать из английского плена Жанну д'Арк, но точно помнил ее лицо и голос. Помнил сражения, отгремевшие сотни лет тому назад. Я никак не мог странствовать в Святой земле, отвоевывая у неверных Гроб Господень, но перед глазами моими частенько вставал образ императора, вещающего что-то толпе замерших прелатов у разверстых ворот Иерусалимского храма.

Быть может, моя бессмертная душа, как утверждали некоторые ученые мужи, не попадала в чистилище после смерти, а странствовала? И по сей день странствует, переселяясь из тела в тело? Таким образом я вижу прежние свои жизни. Но я не мог вспомнить ни имен ученых богословов, говоривших о таком вот переселении душ, ни, что хуже всего, своей роли во всех тех историях, которые мне порой виделись. А еще иногда в моем возбужденном мозгу всплывали видения уж совсем Странные: я видел людей, летящих в небе на больших белых парусах, железные кареты с пушками, много более совершенными, чем наши. А еще в памяти воскресали образы людей в перьях, слушающих седовласого оратора с посохом, вокруг которого обвилась огромная змея.