Чего стоит Париж? - Страница 91

На следующий день Мано не появился. Мы с Лисом, не слезая с седел восемь часов кряду, исследовали окрестные ле" овраги, тропы и дороги, ведущие к Реймсу. Где-то здесь королевский кортеж, следующий к святыням Французской Галликанской Церкви, должен был попасть в засаду Гиза. По подсчетам и наблюдениям Лиса, отряд, собираемый молодым Лотарингцем, едва ли превышал шестьсот-семьсот вооруженных дворян и рейтар-наемников. Во всяком случае, провиант и фураж в Монфорлане был запасен именно на это количество людей и лошадей. Каков был королевский эскорт – оставалось лишь гадать. Количество же наших войск являлось загадкой, к сожалению, и для нас самих.

* * *

Следующим утром местный мальчонка, должно быть, заранее выставленный кюре для наблюдения за дорогой, сообщил, что с северо-запада через лес движется большой конный отряд. Судя по темным одеждам – гугеноты.

– Успел! – радостно улыбнулся я. – Вот молодец! Лис, седлай коней! Милые дамы, прошу вас не задерживаться. Нам следует поспешить.

– Сын мой! – как обычно церемонно начал брат Адриэн, беря меня под руку и отводя в сторону. – Некоторые богоугодные дела пока что удерживают меня здесь. Полагаю, что вы простите меня, если нынче я не последую за вами.

– Вы желаете покинуть меня? – удивленно спросил я. – После всех тех передряг, которые мы преодолели рука об руку?! Не вы ли намеревались идти рядом, помогая делом и советом, пока дорога не приведет меня к трону? – Я невольно поймал себя на мысли, что привык к велеречивому монаху и мне будет не хватать его вечных притч и многочисленных знакомств во всех концах Франции.

– Сир! – с мягким укором ответствовал брат Адриэн. – Из многих источников ведомо, что ваша стезя приведет вас к короне Франции. Но я не желал бы, чтоб моя завершилась на каком-либо из деревьев этого леса. Согласитесь, глупо закопать жизненный путь, высунув язык и дергая пятками в воздухе. Вы же сами слышали – сюда движется отряд гугенотов. В отличие от Мано, который, хотя и именует себя католиком, не знает, какому Богу молиться, они знают это наверняка. Вряд и эти люди обрадуются, увидев монаха-бенедиктинца рядом со своим кумиром. Ступайте, сир, – да хранит вас Господь! Мы встретимся в Реймсе и… Вот еще что: вопреки моему ожиданию, я не отметил в вас особого рвения к чтению псалмов. Всевышний ли вас вразумил, или же это только причуда памяти, – не мне судить. Но сегодня вы поведете в бой лютеран, а стало быть, вам следует казаться первейшим из них.

– И это мне советует католический священник?!

– Это говорит человек, искренне желающий видеть вас королем всех французов и помнящий, что благодать Господня не коснется сеющего рознь меж братьями. Ступайте, сын мой, я заранее отпускаю вам этот грех.

Встреча в лесу Ансени в первую минуту была ознаменована бурными криками радости, воздеванием вверх оружия и нестройным пением псалма. Однако заунывному восхвалению Всевышнего не суждено было завершиться логической точкой. Маргарита Наваррская, сопровождаемая своими «придворными дамами», выехала на поляну, где было построено мое могучее войско – не более двух сотен верховых. Все, что удалось привести с собой Мано.

– Католическая шлюха! – крикнул кто-то из строя. – Смерть Валуа!

– Смерть! Смерть! – вторил первому голосу целый хор иных.

– Вот это подмога! – услышал я за спиной возбужденный голос Лиса. – Чуток таких друзей – и никакого Гиза не надо!

К сожалению, он был прав. Строй всадников все больше превращался в толпу, и это скопище обозленных, увешанных оружием людей, все больше зверея при виде желанной добычи, шаг за шагом начало надвигаться на замерших в ужасе дам, не слушая окриков командиров. В глазах взбесившейся своры гугенотов Марго была едва ли не одной из главных виновниц Парижской бойни в ночь святого Варфоломея. Ведь именно ее, вернее, черт возьми, нашей свадьбой были заманены в Париж многие и многие погибшие в ту ночь. Марго не могла не понимать этого.

Но как же должна была верить мне эта женщина, если, невзирая на смертельную опасность, осмелилась следовать сюда за мной. Уж и не знаю, сколько там грехов отвесил мне святой Петр на своих весах, но обман такого доверия, пожалуй, мог стать худшим из них.

– Молчать! – взревел я, поднимаясь в стременах и обнажая шпагу. – Мано, ко мне! Кто верит в меня – сюда!

– Полундра!!! – разнеслось сбоку от меня. – Волки позорные! А ну, пеньки горелые, чавкальники свои зашнуровали! На немецкие кресты порву, антихристы суконные!

Два выстрела грохнули, придавая воплям моего друга пущую внушительность.

– «Блин горелый!» – раздалось у меня в голове. – «Это ж сколько веток! Нас тут щас развешают шо стиранное белье! Капитан, толкай речь, а то поздно будет!»

Мано и еще человек сорок, то ли из веры в короля Наваррского, то ли по привычке повиноваться, покинули ряды бунтующего войска и шагом подъехали ко мне, спеша сомкнуть строй вокруг короля и его «семьи». Немного, едва лишь четвертая часть войска. Но остальные, слава богу, остановились.

– Мано! – скомандовал я. – Ты отвечаешь за жизнь дам головой. Если я погибну, приказываю сопроводить их в Реймс!

– Но, сир! – попытался что-то сказать гасконец.

– Не спорить! – рявкнул я. – Выполнять приказ! Покончив с этим, я тронул шпорами бока коня, направляя его к хмуро молчащему воинству.

– Негодяи! – процедил я, подъезжая к первой инстинктивно выпрямляющейся шеренге. – Разбойники, именующие себя дворянами! Кто из вас осмелился поднять голос на мою жену?! Я спрашиваю: кто?! Ты?! – Я ткнул в кирасу ближайшего всадника концом шпаги. – Или ты?! Кто-о!!!